Романс о Луне, Луне

 Луна в жасминовой шали
 явилась в кузню к цыганам.
 И сморит, смотрит ребенок,
 и смутен взгляд мальчугана.
 Луна закинула руки
 и дразнит ветер полночный
 своей оловянной грудью,
 бесстыдной и непорочной.
 - Луна, луна моя, скройся!
 Если вернутся цыгане,
 возьмут они твое сердце
 и серебра начеканят.
 - Не бойся, мальчик, не бойся,
 взгляни, хорош ли мой танец!
 Когда вернутся цыгане,
 ты будешь спать и не встанешь.
 - Луна, луна моя, скройся!
 Мне конь почудился дальний.
 - Не трогай, мальчик, не трогай
 моей прохлады крахмальной!

 Летит по дороге всадник
 и бьет в барабан округи.
 На ледяной наковальне
 сложены детские руки.

 Прикрыв горделиво веки,
 покачиваясь в тумане,
 из-за олив выходят
 бронза и сон - цыгане.

 Где-то сова зарыдала -
 Так безутешно и тонко!
 За ручку в темное небо
 луна уводит ребенка.

 Вскрикнули в кузне цыгане,
 эхо проплакало в чащах...
 А ветры пели и пели
 за упокой уходящих.
 

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня - и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.

Здесь море - дирижер, а резонатор - дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.

Акустика вверху настроила ловушек,
Приблизила к ушам далекий ропот струй.
И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.

Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети
Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.

Николай Заболоцкий